Вот уже триста лет Россия, словно незваный гость или пасынок стучится в закрытую дверь Европы. Когда мы были сильными, во времена Екатерины или Советского Союза, — нас боялись, когда слабыми — бесцеремонно указывали на порог, но нас всегда не любили. Для европейцев мы были, есть и будем инородным телом, варварами, чужаками. Мы и на самом деле чужаки. Вместе с бритьем бороды Петр привил русским комплекс европоцентризма, от которого Россия неизвестно чего больше выиграла или проиграла. От ощущения собственной ущербности Россия, то рядящаяся в прусские мундиры, то прилежно изучающая французский язык, не может избавиться до сих пор. Именно этот подростковый вывих сознания, заставляет шарахаться из стороны в сторону, именно он, трансформировавшись в болезненную самокритичность, тормозит самобытное развитие, заставляя все делать с оглядкой. Православно-христианская цивилизация — младший родственник и вечный ученик Западной, считает Тойнби, и он, безусловно, прав. Нас не хотят, а мы слишком горды, чтобы смириться с участью отвергнутого жениха; мы, точно недоучка-школяр занимаемся самобичеванием, стучим себя кулаком в грудь и старательно подражаем манерам по характеру нам несвойственным. Мы удивляемся, почему же нам не удается сдать экзамен суровому наставнику, мы все надеемся, но у нас так ничего и не получается. Россия последних столетий это пересмешник, охрипший в неудачном подражании чужому пению, изнемогший в неумелом копировании и скороспелых компиляциях. Впрочем, подобные мысли не новы, они высказывались почти всегда. Особенно модными они были на рубеже Х1Х и ХХ веков в эпоху смутного предчувствия катаклизмов и надломов. Н. С. Трубецкой, Эренжен Хара-Даван, предложенный термин «азиопа» вместо «евразии», хрестоматийные «Скифы» Блока с эпиграфом Соловьева «Панмонголизм — хоть имя дико, но мне ласкает слух оно», — некоторые примеры их воплощения. А в глубине веков мы видим раскол и староверов, бежавших в азиатскую Сибирь от просвещенной Европы. Однако триста лет торжествуют «западники», переписывается официальная история, коробится естественная для народа мораль. В угоду европейским стандартам на многонациональное государство примеривается узкий кафтан национального, скажем германского, этнически однородного, где за века реформаторских усобиц инородцы были истреблены и где 97% населения — немцы. Результат налицо. Собирательство земель вокруг Москвы — историческая миссия русского народа оказалась выполненной — мы получили страшное давление с запада. На нынешнем этапе это месть в виде расширения НАТО. Приемом в его ряды в недалеком будущем Эстонии и Грузии, Россию хотят обложить как медведя в берлоге ее куцей европейской части, лишая Балтийского и Черного морей. Однако Россия так и не изжила в себе имперское мышления — наследие Калиты — 85% денег страны находятся в Москве. Как же реально видоизменить русский менталитет, как его слегка подправить?
В угоду своей геополитике Петр заложил Петербург. Это был поворот, движение на Запад, технический, энергетический, витальный центр тогдашнего мира. Это был переворот в русских умах. На этом пути были свои достижения и неудачи, победы и поражения, свои плюсы и минусы. Однако эта политика исчерпала себя, сегодня мы наблюдаем ее крах. Ни о какой интеграции в семью европейских государств не может идти и речи. Нам не предложат равноправия, нам не простят веков противостояния. А мы все-таки не пережившая величие Греция, с ее карманным парламентом Уолл-стрита, мы не можем жить прошлым. Но дело даже не в этом. А в том, что изменилась ситуация. Закат Европы и бурный расцвет Юго-Восточной Азии обещает смещение мирового центра в Восточное полушарие. И Россия в отличие от старушки Европы имеет уникальную возможность опять оказаться в его близи. Владивосток, Находка, Сахалин — богатейшие, неосвоенные места, порты Тихого океана, мягкий морской климат, близость индустриальных Японии, США, Канады, Южн. Кореи, огромный китайский рынок и сверхдешевая рабочая сила, а главное близость к очагу роста, деловой активности, сгустку пассионарности, если употребить терминологию Гумилева, — все это делает перенесение центра тяжести на Восток весьма заманчивым. Концентрация перерабатывающей промышленности и высоких технологий на русском дальневосточном острие сулит не меньшую выгоду, чем и прямая торговля с азиатскими сверхдержавами. Здесь напрашивается аргумент от противного: если этого не сделать, не оказать компенсирующего давления, то рано или поздно эти земли падут под демографическим напором желтой расы. В случае осуществления проекта проблемы с третьеразрядными Эстонией и Кавказом, разногласия с Украиной из-за лужи Черного моря станут мельче мелкого — где-то там, на Западе, как сейчас где-то там на Востоке… На первую полосу выйдут отношения с передовыми США, Японией, гигантским Китаем. Из задворок Европы мы действительно превращаемся в мост, связующий ее с набравшей силу Азией, в нас сразу появляется заинтересованность. Мы становимся партнером Запада, его авангардом /а не буфером, каким являлись до сих пор/, при его взаимодействии с дальневосточными культурами. В сущности, эту роль нам всегда и навязывал Запад, — мы от нее столь же упорно отказывались, не замечая собственной выгоды. Может быть, век назад ее и не было, зато сейчас она очевидна.
Движение на Восток, и как его символ перенос туда столицы, возможно и станет той конкретной идеей, воплощение которой и позволит нации встряхнуться, наконец, ото сна застоя, мелочных внутренних разборок, отрешиться от сложившихся коррумпированных форм Старого Света. На стройке обычно закладывается иная мораль. Туда устремляются молодые, энергичные люди, соблазненные иллюзией лучшей доли. Именно сейчас, как ни странно, настал удобный момент — переселение из разоренных экономическим реформаторством городов и деревень Европейской части. Молодая кровь должна вдохнуть новую жизнь в пустынные края; для России это спасительное, осмысленное кровопускание.
Конечно это программа десятилетий, конечно, потребуется частичная переориентация сырьевых баз Урала и Сибири, создание дополнительной инфраструктуры, существенное улучшение дорог и железнодорожных узлов. Конечно, потребуются огромные капиталовложения, которых нет. Но ведь это и будет подлинная, а не мнимая перестройка российского дома. Калифорния тоже строилась столетие. При этом традиционные мегаполисы Москвы, Петербурга, как и Нью-Йорк, никуда не денутся, играя роль второго, исторического центра. Не пора ли убедиться, что для такой огромной территории, как Россия, одного центра явно недостаточно. И еще. Если бы все шло хорошо, то не нужно было бы никакого движения, которое есть всегда Ответ на Вызов, плод отчаяния и плохих времен. И Петербург появился не от хорошей жизни: после неудачного правления Софьи, стрелецких бунтов и поражений в Крыму.
Волею судеб из гибнущей Византии искра православия была некогда занесена на Русь, где возжегся факел культуры-преемницы. Москва — Третий Рим, а четвертому не бывать, категорично заявил пятьсот лет назад псковский монах Филофей. Теперь обстоятельства подталкивают к тому, чтобы на эту роль претендовал Владивосток.

1999 г.