03 Мар Иван Зорин: «Беда в том, что нашу современную литературу нельзя предъявить миру»
Читатели на презентации спросили автора-интеллектуала, как из всего того многообразия книг современных писателей отобрать, что называется, для сердца и ума?
«Никак», — парировал Зорин, — потому что все мы в массе — жертвы рекламы. Я, вообще, с какого-то момента перестал не то чтобы читать, я открывать не могу современную литературу. И это правильно". По мнению эссеиста, сегодняшний книжный рынок не что иное, как выгодный бизнес. И как в любом деле современным авторам нужна реклама. Эту роль, убеждён он, выполняет «ангажированная» критика, которая раскручивает то или иное произведение очередного новомодного автора. «И читаешь какую-нибудь статью и думаешь: это же так интересно, надо же посмотреть, что это за вещь. Открываешь — ерунда какая-то, зачем он это написал? И вот поймав себя на этом обмане несколько раз, решил для себя, что лучше вообще не связываться», — снобистски рассудил автор. Зорин считает, что современный литературный процесс напоминает ему «провинциальный интернат для умственно отсталых», где явно не одарённых интеллектом детей воспитательница премирует за выпуск, к примеру, стенгазеты — чтобы самой выслужиться перед начальством.
«Вот такая у нас литература. Беда в том, что это нельзя предъявить миру, — резонно отметил писатель. — Понимаете, в чём трагедия. Но предъявляют. И это как-то так и существует».
Автор убеждён, что ничего оскорбительного в таком сравнении нет — разве на ведущих постах во власти у нас находятся самые достойные и профессиональные люди? Литература не исключение. Так же, как и в шоу-бизнесе, на литературном поприще делают карьеру многие люди, которые с течением времени исчезают из поля зрения и на их место приходят другие.
«Я помню в советские времена — это было уже в зачаточном состоянии — многих писателей, не знаю зачем, публиковали. Александр Чаковский — про блокаду Ленинграда писал, миллионными тиражами выходил, был замредактора „Литературной газеты“, — уточнил Иван Зорин. — Но тогда, помимо идеологии, была ещё и эстетическая цензура. И редакторы говорили: ну, это ужасно! Вне зависимости от текста. Он языком не владеет, у него плохая лексика, синтаксис неважный. Сейчас такого нет. Как слышится, так и пишется…»