15 Мар Глаголы существования

Человек в разные периоды, а человечество в разные эпохи, выбирает себе различные императивы. Но главных всего четыре.
Первый, самый простой и самый древний, это созерцание. Ему следуют дети и философы, люди, которые так и не стали взрослыми. Буддисты привнесли в него бесстрастность, а Камю — отстраненность*. «Если жизнь — театр, то мы в нем лишь зрители», — максима, выражающая его суть. Созерцать — это все что остается интеллигенту, вытесненному на обочину, и, возможно, Богу.
Второй способ существования это бунт. «Все действительное — неразумно», — выведено на его знаменах. Под них встали Ницше, Че Гевара и те люди искусства, которые именуют себя авангардистами. Избравшим его кажется, что они выступают против сложившихся канонов, однако ими движет недовольство куда более глубокое: бунт для них форма существования, образ жизни. Свойственный юности, он стал определяющим в России, строившей в ХХ веке «яростный и прекрасный мир». Капитан Ахав, бесы на страницах Достоевского, одержимые светлым будущим герои советских романов — все это литературные примеры такого мироощущения.
Еще одно отношение к действительности это смирение. Его проповедует христианство, к нему всегда призывает власть. «Судьба», «обстоятельства», «заведенный порядок» — слова из его лексикона. Им руководствовался Екклезиаст, стоики и в какой-то мере Кафка. Марк Аврелий посвящает ему свою апологию; Эпиктет, отказавшийся принять свободу и до конца дней влачивший ярмо раба, доказывает ему свою верность. На Западе его духом прникнуто Средневековье вплоть до Абеляра, на Востоке он нашел отражение в безусловности предопределения, внушительном списке деспотий и наставлениях Конфуция.
Созерцать, бунтовать, смириться — вот императивы, которые предоставляет нам жизнь. Однако в каждом они преломляются по своему. Так буддист, созерцая, принимает действительность, а герой Камю — нет. Марк Аврелий терпеливо подчиняется судьбе, Кафка и Еврипид — с глухим негодованием. Можно презирать необходимость пищи и любить вкусно обедать — жизнь перемешивает все категории. Однако есть глагол, который определяет (если он определяет) отношение к бытию в чистом виде. Ветхий Завет говорит о святых, сходящих в гроб, как увязанные снопы, о старцах, подобно Иову, насытившихся днями. Быть может, жизнь дается только затем, чтобы ее изжить? Быть может, главное назначение бытия быть избытым? К таким выводам постепенно склоняет жизнь, когда со всей ясностью осознается ее Божественная простота.

22 ноября 2004 г.